Главная » Животные и растения » Здание известия адрес. Дом газеты «Известия

Здание известия адрес. Дом газеты «Известия

Путеводитель по архитектурным стилям

Он был известен как «дом Фамусова», так как владелица стала прототипом Софьи Фамусовой. Здесь часто бывали А.С. Грибоедов и А.С. Пушкин.

Но к десятилетию Октябрьской революции на Страстной площади вырос шестиэтажный корпус по проекту Григория Бархина и инженера А.Ф. Лолейта. Место для здания газеты «Известия» выбрали символичное - рядом было издательство Сытина на и редакция «Утро России» в Путинковском переулке.

Для газеты «Известия» построили 2 корпуса с единым фасадом - производственный и редакционный. Их соединил лестничный блок. По проекту, чтобы разместить весь персонал редакции, планировали построить башню высотой 12 этажей. Но в 1926 году внутри Садового кольца запретили строить здания выше семи этажей, поэтому проект не реализовали.

Кирпичные стены здания оштукатурены и имитируют новый для 1920-х годов материал - бетон.

Как читать фасады: шпаргалка по архитектурным элементам

Также система лестниц и балконов на фасаде напоминают решетку, соединяющую застекленную плоскость производственных помещений внизу с круглыми окнами-иллюминаторами кабинета редактора на верхнем этаже. На фасаде также есть любопытные квадратные часы и надпись с названием газеты «Известия». Сейчас она выполнена другим шрифтом.

В 1975 году по проекту Ю.Н. Шевердяева угол дома «Известий» застроили новым корпусом редакции газеты с вестибюлем станции метро «Пушкинская». Сейчас оба издательских корпуса, здание газеты «Труд» 1905 года постройки по проекту А. Эрихсона и торговый центр составляют единый комплекс.

Что бы там ни говорил профессор Преображенский, а «Известия» были первой официальной советской газетой в буквальном смысле - петроградский совет выпустил первый их номер на следующий день после февральской революции. Тогда планировали бороться за Учредительное собрание, но после его разгона и переноса столицы переехали в Москву и стали главным печатным органом исполнительной власти, ЦИК и ВЦИК, в отличие от партийной большевистской «Правды». Что было чуть менее престижно, но тоже почетно. Некоторое время газету издавали в Сытинской типографии у Страстного монастыря. Но для новой власти газеты были важны и достаточно скоро, в 1924-1925, был проведён конкурс на проект здания новой архитектуры. Выиграл Григорий Борисович Бархин, который и построил новый дом для «Известий» поблизости от старой типографии, где-то за полтора года вместе с сыном Михаилом. Григорий Бархин не был в полном смысле архитектором-революционером, он скорее примкнул к конструктивизму (впрочем так делали многие, к примеру тот же Иван Фомин). До революции же Бархин окончил Академию Художеств и вместе с Романом Клейном построил неоклассическое здание московского музея изящных искусств, нынешнего ГМИИ.

Впрочем победивший конкурсный проект, который поначалу намеревались построить западнее, на углу Тверской и Страстного бульвара, представлял собой довольно стремительную двенадцатиэтажную башню, похожую на известный проект «Ленинградской правды» Весниных. Башня должна была спорить с колокольней Страстного монастыря, который в 1925 году сносить вовсе не планировалось. Но по актуальному тогда генплану города «Новая Москва» в районе Страстного действовали, почти как сейчас, высотные ограничения - нельзя было строить выше шести этажей. От башни осталась лишь вынесенная к фасаду вертикаль лестницы с чередой балконов, и небольшая лоджия с часами на углу, обращенном к Тверской. Надпись же - «Известия» - в итоге разместилась горизонтально.

«Известия» не стали иконой конструктивизма, и тем не менее здание вошло во все тематические путеводители и хорошо известно как памятник истории авангарда. При этом предмет охраны, как это в наши времена нередко случается, достаточно узок: охраняются фасады, а внутри – только кабинет Бухарина на верхнем этаже (он в течение трёх лет был редактором газеты), плюс та самая выходящая на Пушкинскую площадь лестница, и всё. Счастье, что работать с восстановлением «Известий» пришлось Алексею Гинзбургу, правнуку Григория Бархина и внуку Моисея Гинзбурга, наследнику двух архитектурных династий, одинаково увлеченному современной архитектурой и реставрацией, в том числе памятников авангарда. Алексей Гинзбург занимается кварталом «Известий» уже несколько лет, недавно была закончена реставрация доходного на Дмитровке напротив Ленкома, вторыми оказались «Известия», почти завершена работа со зданием Сытинской типографии и двухэтажной усадьбы Долгоруковых-Бобринских на углу бульвара и Дмитровки. «Известия» в этом разношерстном ряду - единственное здание 1920-х, памятник авангарда.

Здание сохранилось неплохо и было легко узнаваемо даже перед началом работ. Хотя авангардную надпись довольно скоро заменили на классическую, с засечками; бегущую строку, которая была новшеством для 1920-х, убрали тоже почти сразу. В 1990-е здание сдали в аренду под офисы; таким же образом его планируется использовать и в дальнейшем, также как и соседнее здание газеты, расширившейся в конце 1970-х.

Одним из главных искажений авторского замысла стали пробитые входами на улицу витрины ресторанов первого этажа. И хотя теперь здесь разместятся, скорее всего, тоже рестораны, Алексею Гинзбургу удалось вернуть нижним окнам-витринам первоначальный вид: теперь вход один, через главный подъезд. Широкие нижние окна предназначались для освещения нижнего полуподвального этажа столовой работников газеты: идущим вдоль главного фасада сейчас, пока рестораны ещё не заселились, хорошо видно его пространство. Подвал-полуподвал имеется под обоими корпусами, уличным и дворовым; только у главного южного фасада он освещен через широкие окна, выходящие на улицу под потолком, а в бывшем техническом дворовом корпусе, где рельеф повыше - через зенитные фонари.

Реставрация, по словам Алексея Гинзбурга, не археолого-историческая, а архитектурная. Поэтому восстановлены не все элементы: к примеру, угловатую конструктивистскую надпись Бархина, как и часы, возродили, а бегущую строку не стали.

Кроме того, здание получило и несколько современных добавлений, прежде всего новые лифты в срединном переходе. Однако следует помнить, что здание уже было серьёзно перестроено после войны: тогда переход между корпусами расширили к западу просторным вестибюлем, а во дворе, с севера, пристроили дополнительный объем с подвалом. Тогда же были заменены двери - на светло-жёлтые, брежневского вида; был заменён лифт при главной, выходящей на фасад, лестнице. Северную послевоенную пристройку разобрали, сохранив только ее подвальную часть. Пристройку к переходу между корпусами, напротив, сохранили, приведя в порядок поздний вестибюль с эффектными крупными кессонами на потолке.

Однако Алексею Гинзбургу удалось сохранить и восстановить многие важные детали. К примеру, найдя на полах фрагменты метлахской плитки - простой, белой с синеватыми вставками на углах, архитекторы заказали в Германии похожую и восстановили полы вестибюлей и коридоров.

Вместо послевоенных светло-желтых дверей и стеновых панелей подобрали темно-коричневые, также как и подходящие к стилистике 1920-х годов дверные ручки.

Особенного внимания заслуживает выходящая на главный фасад лестница - пространство очень светлое, прозрачное, с большими окнами в пол. Она кажется световым хребтом всего здания как снаружи, так и изнутри - неудивительно, что архитекторы уделили ей много внимания и работали ювелирно.

Вторая лестница, выходящая во двор, решена в духе первой, хотя и лаконичнее - те же перила, тот же бежевый цвет ступенек под ногами.

Но особенно сложным оказался процесс восстановления первоначальных металлических переплетов витражей, выходящих на главный фасад. Сохранившиеся подлинные рамы были покрыты очень толстым слоем краски, для того, чтобы отчистить её, понадобился пескоструйный аппарат с керамической крошкой; на полу образовалось огромное количество грязи. «Прямо-таки по колено», - признаётся архитектор. Намного проще было заменить их стеклопакетами, тем более что к предметы охраны переплеты окон отношения не имеют - но Алексею Гинзбургу удалось настоять на грамотной, хотя и трудоемкой, очистке подлинных рам. Часть из них была в плохом состоянии, их заменили, но в основном на верхних этажа. Больше половины подлинных переплётов нижних этажей, тонких и сложных, с заклёпками, удалось сохранить - что очень важно для ощущения подлинности здания.

Снаружи переплёты покрашены чёрной, внутри - белой краской. На фасадах они формируют тонкую структурирующую решётку, а внутри работают на расширение пространства и усиливают свет. Особенно лестница с её серо-белым метлахом, гигантскими для 1920-х витражами, светло-голубыми стенами, чей цвет восстановлен по найденным фрагментам - кажется очень светлой при взгляде как изнутри, так и снаружи.

Вторая важная составляющая подлинного фасада - сохранённая и бережно очищенная тёмно-серая терразитовая штукатурка Григория Бархина. Потребовалось довольно долго подбирать гидрофобный раствор для её укрепления: первые составы не подходили, портили цвет, делая его то темнее, то добавляя синий или даже зелёный оттенок, - рассказывает Алексей Гинзбург. В конечном счёте удалось достичь ровного серого цвета, укрепив фасад.

Но тёмно-серый, контрастно подчёркивающий белизну видимых через широкие окна светлых интерьеров, главный фасад был у здания Бархина единственным. По традиции конца XIX - начала XX веков брандмауэры и дворовые фасады оставляли кирпичными, экономя дорогую штукатурку, - поясняет Гинзбург. - Это потом, уже после войны, все их выкрасили масляной краской.

В квартале «Известий» архитектор восстанавливает «историческую справедливость» старых кирпичных фасадов. Так Алексей Гинзбург поступил и с домом Тюляевой, и с соседним особняком; такие же кирпичные стены открылись и в «Известиях», родня произведение авангарда с соседними, и, в сущности, близкими по времени домами начала XX века. Кирпич очищен, покрыт гидрофобным раствором, в высоту вытянулись новенькие алюминиевые трубы вентиляции, неожиданно подчёркивающие брутально-техническое назначение бывшего типографского здания. Только послевоенный западный фасад во дворе получил нейтральную бежевую покраску.

Надо сказать, что в экспериментах Алексея Гинзбурга с кирпичными брандмауэрами историческая реконструкция играет, наверное, наименьшую роль - она любопытна как сюжет, не более того. Большинство граждан не заметит. Намного значительнее колористическое значение этого приёма, безо всяких дополнительных усилий превращающего город в жизнерадостное «лоскутное одеяло», где цветные лицевые поверхности фасадов «нашиты», ну, или наложены на общую ярко-терракотовую, живую подоснову, способную объединить двухэтажную московскую усадьбу с чугунными балконами и гламурный дом серебряного века с суровой типографией Советов пролетарского государства. Объединить - и сделать это легко и непосредственно, как, может быть, легко тонкий классик Григорий Бархин освоил язык конструктивизма, каким-то непостижимым образом не изменяя при этом себе и оставаясь скорее «фасадным» архитектором, но талантливым и добросовестным во всем до мелочей.

Словом, эта реставрация - крайне интересный опыт, прежде всего потому, что она досталась «наследственному» архитектору, увлеченному реставрацией и добросовестно, прямо как прадед строил, восстановившему здесь всё, что было возможно в современных обстоятельствах. Ведь в наше время оно как обычно бывает - архитекторы воспринимают памятники скорее как обременение: либо осложнение рабочего процесса, если их требуется-таки сохранить, либо как груз на совести, если требуется возвести муляж. Многие архитекторы поклоняются авангарду, это правда. Но кто-то только перерисовывает, а кто-то норовит создать копию в том же «стиле». Нечасто встречается архитектор, погруженный в проблему так, чтобы, выполнив множество требований заказчика, перепрофилировав, как-никак, здание под иную функцию, сохранил максимум подлинного, а кое-что даже восстановил. Но результат легко прочитывается: в районе Пушкинской усилиями Алексея Гинзбурга потихоньку растёт новая версия Москвы. Город из тех, что мы потеряли. А когда будут благоустроены двор и откроются проходы из арки в арку, вот тогда мы сможем оценить не только восстановленный памятник, но и атмосферу, созданную не километрами штурмовщины, а несколькими годами вдумчивой работы. Чего, впрочем, придётся ещё подождать.

Построенное в 1927 году по проекту архитектора Григория Бархина при участии известного инженера-конструктора, одного из основателей советской научной школы теории железобетона Артура Лолейта здание газеты «Известия» на Пушкинской площади в Москве является одним из самых знаменитых столичных памятников конструктивизма второй половины 20-х годов прошлого века. Символично, что заниматься проектом реконструкции «Известий» выпало правнуку Григория Бархина, архитектору и реставратору архитектурной мастерской Ginzburg architects Алексею Гинзбургу. Реставрация здания, в котором долгие годы располагались типография и редакция знаменитой советской газеты, была завершена в 2016 году, и теперь «Известия» украшают Пушкинскую площадь в том самом виде, в котором это сооружение и задумывалось знаменитым автором. TATLIN публикует фрагмент разговора с Алексеем Гинзбургом о процессе реставрации «Известий», полную версию интервью можно найти в новом , посвященном этому проекту.

Опыт реставрации

«Известия» стали для меня первым реализованным проектом реставрации памятника современной архитектуры. Многие изученные нами тогда методики и технологии теперь применяются в нашей работе над реставрацией ещё одного памятника конструктивизма - Дома Наркомфина. При этом важно подчеркнуть, что эти два здания очень серьёзно отличаются друг от друга, и подходы к их реставрации кардинально разные. Тем ни менее, опыт работы над «Известиями» нам очень помогает. В первую очередь речь идёт о разделении здания на те фрагменты, которые нужно консервировать и сохранять в качестве подлинной исторической фактуры, и те, которые были либо сильно видоизменены, либо утрачены, и их необходимо воссоздавать. По сути, я говорю о следовании так называемой Венецианской хартии, которая была принята международным сообществом в 60-е годы ХХ века. В этом документе изложены основные принципы реставрации памятников современной архитектуры, в том числе архитектуры авангарда.

Здание «Известий» в процессе строительства, 1926

Здание газеты «Известия», 1927

Историческое зонирование

Структурно здание состояло из двух блоков, один из которых, в глубине квартала, был типографским, а другой, выходящий на площадь, редакционным, предназначенным для журналистов. Два независимых блока были соединены вертикальным коммуникационным «стволом» с двумя лестницами, двумя лифтами и санузлами. Корпуса и образованный ими небольшой внутренний двор стояли на едином цокольном этаже, служившим для связи между блоками. Там же находились вспомогательные помещения, в том числе раздевалки и столовая для рабочих. Цокольный этаж был освещён огромными окнами, подобное естественное освещение соответствовало всем санитарным нормам того времени. Из цокольного этажа типографские служащие и сотрудники редакции поднимались наверх в свои рабочие зоны. Структуры функционирования этого здания и его внутренние коммуникации были организованы максимально ясно и логично. Также в «Известиях» существовал ещё и парадный вход, через который в редакцию попадали журналисты и их гости. Таким образом, Григорий Бархин, не будучи членом общества современных архитекторов (ОСА) и никогда в жизни не присоединявшийся ни к каким творческим группам, создал совершённое с точки зрения функциональности здание, более конструктивистское, чем многие другие дома, построенные членами этого движения.

План 6-го этажа, проект Г. Бархина, 1926

Эксплуатация здания

«Известия», дожившие до 2012 года, когда начался процесс реставрационных исследований здания, уже сильно отличались от первоначального проекта, так как большинство памятников 20-х годов прошли через два этапа переустройства и изменений. Первый относился к 1950–70-м годам, когда первоначально заложенные в эти здания идеи были уже никому не интересны и непонятны. Между тем хозяйственный подход к государственной собственности вызывал желание что-то пристроить или надстроить. Такая рачительность завхозов привела к появлению огромной двухэтажной пристройки сзади «Известий», расползшейся вдоль первого этажа восточного фасада трансформаторной подстанции и, самое главное, по наполовину застроенному внутреннему двору. Расположенная во внутреннем дворе независимая конструкция во всю высоту здания была соединена с редакцией на каждом этаже. Дважды менялась надпись «Известия» на главном фасаде и в итоге была демонтирована совсем.

Главный фасад до реставрации

Кроме того, были изменены многие окна. К примеру, знаменитые круглые окна на главном фасаде вместо вписанного креста переплётов получили вписанный квадрат. Около половины окон главного фасада были заменены на разнокалиберные алюминиевые, деревянные и пластиковые вставки. Вторая волна варварских изменений, накрывшая памятники авангарда, пришлась на 1980–90-е годы, когда зарождавшееся кооперативное движение, а позже молодой бизнес, искали новые пространства для своей деятельности. Нижние этажи «Известий» были сданы в аренду под рестораны. Их владельцы полностью изменили планировку, перекрытия, прорубили входы с Пушкинской площади. Вентиляция и кондиционирование ресторанов обеспечивались большим количеством труб и воздуховодов, полностью закрывших западный фасад и дворовые фасады. Внешние блоки холодильных машин загромоздили то немногое свободное пространство, которое сохранилось после предыдущих вмешательств. Все арки в квартале в 90-е годы были застроены для более эффективного использования площади. Они стали частью ночных клубов, в изобилии разместившихся внутри квартала «Известий». Арка старой редакции не стала исключением.

Восточный фасад до реставрации

Спасение витража

От первоначального сборного витража до наших дней сохранилось примерно 50%. По большей части он представлял собой покрытые многочисленными слоями краски вставки из дерева, алюминия, пластика, и никто не верил, что нам удастся этот витраж спасти. Очистить его пескоструйными машинами не представлялось возможным. Обжиг строительным феном также не дал нужных результатов. В итоге в Петербурге мы нашли реставрационную компанию, которая чистит подобные конструкции, но не песком, а керамической крошкой очень мелкой фракции. С помощью этой технологии нам удалось очистить подлинный металл практически до состояния нержавейки. Утерянные части витража были воссозданы, все стёкла заменены, отреставрированы старинные доводчики. Вместо замазки нами использовались современные резиновые уплотнители.

Фасад после реставрации

Что бы там ни говорил профессор Преображенский, а «Известия» были первой официальной советской газетой в буквальном смысле – петроградский совет выпустил первый их номер на следующий день после февральской революции. Тогда планировали бороться за Учредительное собрание, но после его разгона и переноса столицы переехали в Москву и стали главным печатным органом исполнительной власти, ЦИК и ВЦИК, в отличие от партийной большевистской «Правды». Что было чуть менее престижно, но тоже почетно. Некоторое время газету издавали в Сытинской типографии у Страстного монастыря. Но для новой власти газеты были важны и достаточно скоро, в 1924–1925, был проведён конкурс на проект здания новой архитектуры. Выиграл Григорий Борисович Бархин, который и построил новый дом для «Известий» поблизости от старой типографии, где-то за полтора года вместе с сыном Михаилом. Григорий Бархин не был в полном смысле архитектором-революционером, он скорее примкнул к конструктивизму (впрочем так делали многие, к примеру тот же Иван Фомин). До революции же Бархин окончил Академию Художеств и вместе с Романом Клейном построил неоклассическое здание московского музея изящных искусств, нынешнего ГМИИ.

Впрочем победивший конкурсный проект, который поначалу намеревались построить западнее, на углу Тверской и Страстного бульвара, представлял собой довольно стремительную двенадцатиэтажную башню, похожую на известный проект «Ленинградской правды» Весниных. Башня должна была спорить с колокольней Страстного монастыря, который в 1925 году сносить вовсе не планировалось. Но по актуальному тогда генплану города «Новая Москва» в районе Страстного действовали, почти как сейчас, высотные ограничения – нельзя было строить выше шести этажей. От башни осталась лишь вынесенная к фасаду вертикаль лестницы с чередой балконов, и небольшая лоджия с часами на углу, обращенном к Тверской. Надпись же – «Известия» – в итоге разместилась горизонтально.

«Известия» не стали иконой конструктивизма, и тем не менее здание вошло во все тематические путеводители и хорошо известно как памятник истории авангарда. При этом предмет охраны, как это в наши времена нередко случается, достаточно узок: охраняются фасады, а внутри – только кабинет Бухарина на верхнем этаже (он в течение трёх лет был редактором газеты), плюс та самая выходящая на Пушкинскую площадь лестница, и всё. Счастье, что работать с восстановлением «Известий» пришлось Алексею Гинзбургу, правнуку Григория Бархина и внуку Моисея Гинзбурга, наследнику двух архитектурных династий, одинаково увлеченному современной архитектурой и реставрацией, в том числе памятников авангарда. Алексей Гинзбург занимается кварталом «Известий» уже несколько лет, недавно была закончена реставрация доходного дома Тюляевой на Дмитровке напротив Ленкома, вторыми оказались «Известия», почти завершена работа со зданием Сытинской типографии и двухэтажной усадьбы Долгоруковых-Бобринских на углу бульвара и Дмитровки. «Известия» в этом разношерстном ряду – единственное здание 1920-х, памятник авангарда.

Кроме того, здание получило и несколько современных добавлений, прежде всего новые лифты в срединном переходе. Однако следует помнить, что здание уже было серьёзно перестроено после войны: тогда переход между корпусами расширили к западу просторным вестибюлем, а во дворе, с севера, пристроили дополнительный объем с подвалом. Тогда же были заменены двери – на светло-жёлтые, брежневского вида; был заменён лифт при главной, выходящей на фасад, лестнице. Северную послевоенную пристройку разобрали, сохранив только ее подвальную часть. Пристройку к переходу между корпусами, напротив, сохранили, приведя в порядок поздний вестибюль с эффектными крупными кессонами на потолке.

Однако Алексею Гинзбургу удалось сохранить и восстановить многие важные детали. К примеру, найдя на полах фрагменты метлахской плитки – простой, белой с синеватыми вставками на углах, архитекторы заказали в Германии похожую и восстановили полы вестибюлей и коридоров.

Особенного внимания заслуживает выходящая на главный фасад лестница – пространство очень светлое, прозрачное, с большими окнами в пол. Она кажется световым хребтом всего здания как снаружи, так и изнутри – неудивительно, что архитекторы уделили ей много внимания и работали ювелирно.

Но особенно сложным оказался процесс восстановления первоначальных металлических переплетов витражей, выходящих на главный фасад. Сохранившиеся подлинные рамы были покрыты очень толстым слоем краски, для того, чтобы отчистить её, понадобился пескоструйный аппарат с керамической крошкой; на полу образовалось огромное количество грязи. «Прямо-таки по колено», – признаётся архитектор. Намного проще было заменить их стеклопакетами, тем более что к предметы охраны переплеты окон отношения не имеют – но Алексею Гинзбургу удалось настоять на грамотной, хотя и трудоемкой, очистке подлинных рам. Часть из них была в плохом состоянии, их заменили, но в основном на верхних этажа. Больше половины подлинных переплётов нижних этажей, тонких и сложных, с заклёпками, удалось сохранить – что очень важно для ощущения подлинности здания.

Снаружи переплёты покрашены чёрной, внутри – белой краской. На фасадах они формируют тонкую структурирующую решётку, а внутри работают на расширение пространства и усиливают свет. Особенно лестница с её серо-белым метлахом, гигантскими для 1920-х витражами, светло-голубыми стенами, чей цвет восстановлен по найденным фрагментам – кажется очень светлой при взгляде как изнутри, так и снаружи.

Вторая важная составляющая подлинного фасада – сохранённая и бережно очищенная тёмно-серая терразитовая штукатурка Григория Бархина. Потребовалось довольно долго подбирать гидрофобный раствор для её укрепления: первые составы не подходили, портили цвет, делая его то темнее, то добавляя синий или даже зелёный оттенок, – рассказывает Алексей Гинзбург. В конечном счёте удалось достичь ровного серого цвета, укрепив фасад.

Но тёмно-серый, контрастно подчёркивающий белизну видимых через широкие окна светлых интерьеров, главный фасад был у здания Бархина единственным. По традиции конца XIX – начала XX веков брандмауэры и дворовые фасады оставляли кирпичными, экономя дорогую штукатурку, – поясняет Гинзбург. – Это потом, уже после войны, все их выкрасили масляной краской.

Надо сказать, что в экспериментах Алексея Гинзбурга с кирпичными брандмауэрами историческая реконструкция играет, наверное, наименьшую роль – она любопытна как сюжет, не более того. Большинство граждан не заметит. Намного значительнее колористическое значение этого приёма, безо всяких дополнительных усилий превращающего город в жизнерадостное «лоскутное одеяло», где цветные лицевые поверхности фасадов «нашиты», ну, или наложены на общую ярко-терракотовую, живую подоснову, способную объединить двухэтажную московскую усадьбу с чугунными балконами и гламурный дом серебряного века с суровой типографией Советов пролетарского государства. Объединить – и сделать это легко и непосредственно, как, может быть, легко тонкий классик Григорий Бархин освоил язык конструктивизма, каким-то непостижимым образом не изменяя при этом себе и оставаясь скорее «фасадным» архитектором, но талантливым и добросовестным во всем до мелочей.

Словом, эта реставрация – крайне интересный опыт, прежде всего потому, что она досталась «наследственному» архитектору, увлеченному реставрацией и добросовестно, прямо как прадед строил, восстановившему здесь всё, что было возможно в современных обстоятельствах. Ведь в наше время оно как обычно бывает – архитекторы воспринимают памятники скорее как обременение: либо осложнение рабочего процесса, если их требуется-таки сохранить, либо как груз на совести, если требуется возвести муляж. Многие архитекторы поклоняются авангарду, это правда. Но кто-то только перерисовывает, а кто-то норовит создать копию в том же «стиле». Нечасто встречается архитектор, погруженный в проблему так, чтобы, выполнив множество требований заказчика, перепрофилировав, как-никак, здание под иную функцию, сохранил максимум подлинного, а кое-что даже восстановил. Но результат легко прочитывается: в районе Пушкинской усилиями Алексея Гинзбурга потихоньку растёт новая версия Москвы. Город из тех, что мы потеряли. А когда будут благоустроены двор и откроются проходы из арки в арку, вот тогда мы сможем оценить не только восстановленный памятник, но и атмосферу, созданную не километрами штурмовщины, а несколькими годами вдумчивой работы. Чего, впрочем, придётся ещё подождать.

Вконтакте

История

Здание построено на Страстной площади у монастыря, уничтоженного в 1930-е годы.

Во время работы Бархин смотрел за постройкой дома из окна своей жилой квартиры, так как жил на другом конце площади, в доходном доме инженера Нирнзее.

В 1975 году угол здания застроен новым корпусом.

Архитектура

Архитектор Григорий Бархин. Инженер А. Ф. Лолейт. Штукатуркой занялась бригада итальянцев. Другие их работы находятся в Музее изобразительных искусств. Здание выдержано в стиле .

NVO , GNU 1.2

Участок был заполнен двумя корпусами (производственным и редакционным), соединёнными лестничным блоком. Вначале проект подразумевал постройку башни высотой в 12 этажей, но в 1926 году власти запретили сооружать здания больше семи этажей внутри Садового кольца, поэтому от идеи башни отказались.